Неточные совпадения
Молодые же были в дворянских расстегнутых
мундирах с низкими талиями и широких в плечах, с белыми жилетами, или в
мундирах с
черными воротниками и лаврами, шитьем министерства юстиции.
В его лице и фигуре, от коротко обстриженных
черных волос и свежевыбритого подбородка до широкого с иголочки нового
мундира, всё было просто и вместе изящно.
Он бросил фуражку с перчатками на стол и начал обтягивать фалды и поправляться перед зеркалом;
черный огромный платок, навернутый на высочайший подгалстушник, которого щетина поддерживала его подбородок, высовывался на полвершка из-за воротника; ему показалось мало: он вытащил его кверху до ушей; от этой трудной работы, — ибо воротник
мундира был очень узок и беспокоен, — лицо его налилось кровью.
День, с утра яркий, тоже заскучал, небо заволокли ровным слоем сероватые, жидкие облака, солнце, прикрытое ими, стало, по-зимнему, тускло-белым, и рассеянный свет его утомлял глаза. Пестрота построек поблекла, неподвижно и обесцвеченно висели бесчисленные флаги, приличные люди шагали вяло. А голубоватая, скромная фигура царя, потемнев, стала еще менее заметной на фоне крупных, солидных людей, одетых в
черное и в
мундиры, шитые золотом, украшенные бляшками орденов.
Я его не помню; сказывают, недалекий был человек, с большим носом и веснушками, рыжий и в одну ноздрю табак нюхал; в спальне у матушки висел его портрет, в красном
мундире с
черным воротником по уши, чрезвычайно безобразный.
Старик, исхудалый и почернелый, лежал в
мундире на столе, насупив брови, будто сердился на меня; мы положили его в гроб, а через два дня опустили в могилу. С похорон мы воротились в дом покойника; дети в
черных платьицах, обшитых плерезами, жались в углу, больше удивленные и испуганные, чем огорченные; они шептались между собой и ходили на цыпочках. Не говоря ни одного слова, сидела Р., положив голову на руку, как будто что-то обдумывая.
И когда Рабинович, типичный еврей, с необыкновенно
черной бородой и курчавыми волосами, в
мундире с шитьем и при шпаге, входил в «присутствие», — в нем нельзя было узнать Рабиновича — торговца, сидевшего в свободные часы в своей лавочке или за меняльным столиком.
Все знали, что у Давыдовской был некогда муж, маленький черненький человечек, ходивший по праздникам в
мундире с узенькими фалдочками и в треугольной шляпе с
черным пером.
В описываемую нами эпоху, когда ни одно из смешных и, конечно, скоропреходящих стремлений людей, лишенных серьезного смысла, не проявлялось с нынешнею резкостью, когда общество слепо верило Белинскому, даже в том, например, что «самый почтенный
мундир есть
черный фрак русского литератора», добрые люди из деморализованных сынов нашей страны стремились просто к добру.
— Так помните же, — подлетая на своих
черных крыльях к Рациборскому, начал каноник, — помните, что со времен Поссевина нам нет здесь места, и мы пресмыкаемся здесь или в этом шутовском маскараде (ксендз указал на свой парик и венгерку), или в этом московском
мундире, который хуже всякого маскарада. Помните это!
Когда тот приехал к ним, то застал у них несколько военных в
мундирах и несколько штатских в
черных фраках и в безукоризненном белье.
В двенадцать часов Калинович, переодевшись из
мундира в
черный фрак, в
черный атласный шарф и
черный бархатный жилет и надев сверх всего новое пальто, вышел, чтоб отправиться делать визиты, но, увидев присланный ему экипаж, попятился назад: лошадь, о которой Петр Михайлыч так лестно отзывался, конечно, была, благодаря неусыпному вниманию Палагеи Евграфовны, очень раскормленная; но огромная, жирная голова, отвислые уши, толстые, мохнатые ноги ясно свидетельствовали о ее солидном возрасте, сырой комплекции и кротком нраве.
Восьмого мая, вернувшись с последнего экзамена, закона божия, я нашел дома знакомого мне подмастерье от Розанова, который еще прежде приносил на живую нитку сметанные
мундир и сюртук из глянцевитого
черного сукна с отливом и отбивал мелом лацкана, а теперь принес совсем готовое платье, с блестящими золотыми пуговицами, завернутыми бумажками.
Военные портные уже уведомлены, какого цвета надо пришивать петлички к заказанным
мундирам и какого цвета кантики: белого, красного, синего или
черного.
Около стен залы сидели нетанцующие дамы с открытыми шеями и разряженные, насколько только хватило у каждой денег и вкусу, а также стояло множество мужчин, между коими виднелись чиновники в вицмундирах, дворяне в своих отставных военных
мундирах, а другие просто в
черных фраках и белых галстуках и, наконец, купцы в длиннополых, чуть не до земли, сюртуках и все почти с огромными, неуклюжими медалями на кавалерских лентах.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич, в то же утро положенный лакеями на стол в огромном танцевальном зале и уже одетый в свой павловский
мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали; лицо Петра Григорьича не похудело, но только
почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого в одной стороне рта сочилась белая пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика было гнев!
Дежурный, вновь назначенный флигель-адъютант, сияющий новым
мундиром, эполетами, аксельбантами и румяным, еще не истасканным лицом с
черными усиками и височками, зачесанными к глазам так же, как их зачесывал Николай Павлович, почтительно встретил его.
Рядом с Матвеем шагал длинный и похожий на скворешницу Пушкарь в невиданном, тёмно-зелёном
мундире с позументами на воротнике и на рукавах, с медными пуговицами на груди и большой
чёрной заплатой подмышкой. Иногда он, оборачиваясь назад, поднимал руку вверх и строго командовал...
Бенефисы Далматова и Свободиной-Барышевой собирали всю аристократию, и ложи бенуара блистали бриллиантами и
черными парами, а бельэтаж — форменными платьями и
мундирами учащейся молодежи. Институток и гимназисток приводили только на эти бенефисы, но раз вышло кое-что неладное. В бенефис Далматова шел «Обрыв» Гончарова. Страстная сцена между Марком Волоховым и Верой, исполненная прекрасно Далматовым и Свободиной, кончается тем, что Волохов уносит Веру в лес… Вдруг страшенный пьяный бас грянул с галерки...
Мундиры с красными воротниками с шитьем за год перед этим отменили, и мы ходили в
черных сюртуках с синими петлицами.
Две вещи здесь как-то странно останавливали внимание: небольшой погнутый самовар, стоявший на полке, и
черная рамка с остатком грязного стекла и портретом какого-то генерала в красном
мундире, висевшая около икон.
Да уж изменился больно ён, прежде-то, при
мундире да при орденах, красавец лихой был, а тут осунулся,
почернел, опять и одежа… одначе я-таки признал его, по рубцу больше: на левой щеке рубец был, в Дагестане ему в набеге шашкой вдарили…
Я того мнения, что
черный фрак как-то солиднее. Цветные больше идут секретарям, титулярным и прочей мелюзге, молокососно что-то. Те, которые чином повыше, должны больше наблюдать, как говорится, этого… вот позабыл слово! и хорошее слово, да позабыл. Да, батюшка, уж как ты там себе ни переворачивай, а надворный советник тот же полковник, только разве что
мундир без эполет. Эй, Степан!
Перед глазами наших посетителей виднелись всюду
мундиры, а местами и звезды, фраки, пиджаки; головы — плешивые, седые, рыжие,
черные, белокурые; дамские уборы — красивые и безобразные.
Г-н Ратч шел сзади, придерживаясь концами пальцев за крышу, и все твердил: «Легче, легче!» За ним вперевалочку плелась Элеонора Карповна, в
черном платье, тоже с плерезами, окруженная всем своим семейством; после всех выступал Виктор в новеньком
мундире, при шпаге, с флером на рукоятке.
Посредине кубрика, на длинном обеденном столе, покрытом ковром, лежал капитан Пэд. Упорно не закрывавшиеся глаза его были обращены к потолку, словно там, в просмоленных пазах, скрывалось объяснение столь неожиданной смерти. Лицо стало еще
чернее, распухло, лишилось всякого выражения. Труп был одет в парадный морской
мундир, с галунами и блестящими пуговицами; прямая американская сабля, добытая с китоловного судна, лежала между ног Пэда. Вспухшие кисти рук скрещивались на высокой груди.
В эти же дни в домах
чернили парадные сапоги, белили ретузы и приготовляли слежавшиеся и поточенные молью
мундиры.
Дитя смотрело, должно быть, на мою одинокую фигуру, невиданную и странную, в
черном пальто и шляпе, в этом царстве серых халатов и военных
мундиров.
О Гончаровой не упоминалось вовсе, и я о ней узнала только взрослой. Жизнь спустя горячо приветствую такое умолчание матери. Мещанская трагедия обретала величие мифа. Да, по существу, третьего в этой дуэли не было. Было двое: любой и один. То есть вечные действующие лица пушкинской лирики: поэт — и
чернь.
Чернь, на этот раз в
мундире кавалергарда, убила — поэта. А Гончарова, как и Николай I, — всегда найдется.
А я? И я также… Я бы даже поменялся с ним. Как он счастлив: он не слышит ничего, не чувствует ни боли от ран, ни смертельной тоски, ни жажды… Штык вошел ему прямо в сердце... Вот на
мундире большая
черная дыра; вокруг нее кровь. Это сделал я.
Тогда инженеры путей сообщения и «публичных зданий» получали военную выправку и носили довольно красивый
мундир с аксельбантом и каску с
черным волосяным султаном.
Был тут попечитель нашего округа Новиков, генерал в серебряных эполетах, товарищ министра народного просвещения кн. М. С. Волконский, высокий, с узким лицом и редкой
черной бородой, в каком-то гражданском темно-лиловом
мундире с золотым шитьем.
Берта принесла ей
черное шелковое платье, ее «
мундир», как она называла.
В дверях показались два подростка в расстегнутых
мундирах технического училища, а за ними, уже из залы, видна была низменная фигура молодого брюнета в бородке, с золотым pince-nez, в белом галстуке при
черном, чрезмерно длинном сюртуке, — помощник присяжного поверенного Мандельштауб, из некрещеных евреев.
На другой день, надев парадный
мундир, во всех орденах, окруженный блестящим штабом, князь отправился осматривать только что заложенный на берегу
Черного моря редут, почти под самыми стенами Очакова.
В свите генерал-вахтмейстера находится Вольдемар из Выборга. Нынешний день он в шведском
мундире, на коне и с оружием. Генерал, шутя, называет его своим лейбшицом [Лейбшиц — телохранитель, сберегательный стрелок или денщик. — См. Воинский Устав.]. Вольдемар усмехается на это приветствие, и в
черных глазах его горит дикий пламень, как у волка на добычу в темную ночь.
Это был высокий, полный человек с некрасивыми, выразительными чертами лица, сильный брюнет с
черными глазами — истый тип малоросса. Лицо его было омрачено какой-то тенью, а высокий лоб покрыт морщинами гораздо более, чем обыкновенно бывает у людей его лет. Одет он был в армейский
мундир, но и без того, по одной осанке, можно было безошибочно узнать в нем военного.
Александр Павлович был в Преображенском
мундире, с аксельбантами на правой руке, но без эполет, которых тогда не носили; в белых погонах и коротких ботфортах, на голове высокая трехугольная шляпа с
черным султаном на гребне и белым плюмажем по краям.
Очень хорошо помню платья, мужские и женские,
черные и цветные, очень ясно вижу до сих пор даже один генеральский
мундир, но над ним настолько бессилен вызвать памятью хоть какое-нибудь лицо, словно это не было настоящим и живым, а только вывеской у военного портного.
Перед тарантасом, блестя своим чистым
мундиром, с сияющими на солнце пуговицами и полупогонами и лаковыми сапогами, стоял осанистый, с
черными бакенбардами человек и говорил что-то громко, хриплым повелительным голосом.
Белая, пухлая шея его резко выступала из-за
черного воротника
мундира; от него пахло одеколоном.
Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди
черных русских, белом
мундире.